Семейное древо Поливановых, восходящее к 14 веку: myheritage, famiry, familio
ПОЕЗДКА НА КУБЕНСКОЕ ОЗЕРО.
(август 1954 год)
Толкнув дверь летних сеней колесом велосипеда, я вместе с ним вышел на верхнюю площадку высокого крыльца. Несмотря на тень от крыши, обилие света, в котором словно купалась деревня, заставило на минуту прищуриться и остановится. Около двора - дома напротив, Коммунарка, мать Васи Аллилуева, этакая полнотелая жилистая деревенская матрона, разнимала криком и взмахами рук двух дерущихся петухов. Видимо соседский, мироновский петух побеждал её «куриного пастуха», и она вмешалась в их очередную разборку. Звали её тёткой Александрой, но заглаза иначе, как Коммунаркой в деревне никто не называл. Прозвище она получила еще до моего рождения, в первые годы коллективизации, за то, что первой вступила в колхоз, принудив к вступлению и своего мужа, тихого и болезненного мужика.
Спустившись по девяти ступеням довольно крутого крыльца, в метрах двух от которого стояла углом полутораметровая в высоту изгородь нашего огорода, простиравшегося до аллилуевского дома, я вместе со своим «конём» окунулся в нежные лучи утреннего солнца, так характерные для начала августа. Около нашего двора что-то собирали наши куры. Их охранял красно-серый, с пышным черно-красным хвостом петух. К своим курам он не позволял приблизиться ни одному соседскому. Гонял всех петухов деревни нещадно. Однако сам он нередко ходил «налево». Отец очень гордился своим красавцем. Сев на, ещё с вечера подготовленный к дальней дороге, велик, я взял курс на северо-северо-запад по дороге на Илатово мимо огорода Мироновых, примыкавшего к заду их дома, а далее по берегу нашего пруда (слева), отстоявшего от двора нашего дома на пятнадцать метров, и дома (справа) Нади и Серёжи Кругловых. Солнце уже хорошо поработало и почти полностью убрало обильную с ночи росу. Однако на траве в тени единственной яблони Мироновых, стоявшей практически по средине их огорода, я заметил огоньки последних исчезающих росинок. Каждый раз, как только эта яблоня попадала мне на глаза, я вспоминал дочь Мироновых, ровесницу моей сестры Веры, Ксению, 1928 года рождения. Было это в 47 или 48 году. Ксюша вдруг слегла, всю зиму болела, а весной умерла от чахотки. На похоронах оборвали все цветы с этой яблони и ими украсили гроб и покойницу. Это была первая увиденная и осознанная мною смерть знакомого мне человека. Надя и Серёжа, по-деревенски - Надька и Серёга, теперь уже взрослые молодые люди и оба работают в совхозе, всё время, как помню себя, жили одни. В 42-м году Наде было четырнадцать лет, Серёже – девять и я, пятилетний мальчишка, иногда заходил к Серёге, чтобы скоротать время до возвращения с работы или с покоса мамы, Веры и брата Вити.
